Поездка В ДыНыРы (День 2 Факты И Впечатления)
День второй был значительно тяжелее и эмоциональнее.
В 7 утра меня разбудил телефон, я уже не помню кто звонил, но я более не засыпал. Я лежал своей комнате и пытался осознать этот момент. Комната всегда была не для утра, не знаю почему. В ней никогда не хотелось находиться в светлое время суток. Вчерашний уют от лампы накаливания исчез и захотелось выйти. С этой комнатой так было всегда, всегда хороша с вечера и нетерпима с утра. Повернувшись к ковру лицом я совал пальцем по орнаменту какое то время, потом пытался уснуть, но природа взяла свое и я пошел в туалет.
Сельские туалеты это вообще отдельная тема, заслуживающая внимания. И как всегда и было утром я прохожу мимо двери захожу за него, предварительно заглядывая нет ли соседей на их заднем дворе, потому что когда то сонный я уже попадал в неловкую ситуацию, когда утренний процесс в разгаре и ты с полуоткрытыми глазами вдруг замечаешь что на тебя пялится соседка.
На улице только восьмой час, но очень жарко. Там какая то своеобразная жара. В Киеве я не люблю жару потому что она "липкая" ты становишься каким то липким и неприятным для себя. Там же жара от которой невозможно дышать.
Бабушка сидит в углу и перебирает помидоры. Она уже успела сходить на огород и принести два больших ведра. Меня всегда удивляла ее работоспособность и неутомимость. И никогда она меня не будила. Никогда. Я говорю что, ты как всегда в своем репертуаре. Не могла их оставить там я бы забрал? Но это не более чем любезность, бабушка просит крайне редко, и только то, что не может сделать сама. Такова наверное ее природа или воспитание или жизнь так у нее сложилась, не знаю.
Я чищу зубы на улице возле импровизированного рукомойника. Он стоит в таком состоянии уже наверное добрых лет десять. Это зеленое ведро в которое вкручен краник с отломанной ручкой. Она плохо поворачивается и плохо течет вода. Там вообще все рукомойники служат не долго, вода с сильной примесью которая быстро все забивает. Как прожил этот так долго не понятно. Он стоит на старом табурете, а вода стекает в алюминиевую миску. Всегда как то неприятно над ней долго стоять когда там уже кто то умывался и оставил "свои следы".
Рядом с домом стоит летняя кухня. У многих вход в кухню прям на против двери из основного дома. Кухня хоть и летняя, но когда то в ней жила моя прабабушка. И там 2 комнаты и коридорчик в котором стоят печки, чтобы пройти нужно пригнуться, много кто там набил шишку. В коридорчике что то варится, хорошо пахнет и очень жарко. Я прохожу во вторую комнату сажусь на топчан и долго рассматриваю как все изменилось.
Это еще одна комната, где было много всего. Когда то на целое лето мы поселились тут с братом, это было между то ли на первом, то ли на втором курсе универа. Мы сделали себе тут логово, можно было приходить пьяными, водить девченок, что мы успешно и с молодым рвением делали. На шкафу лежать мои гитары, которые я когда то пытался реставрировать, но две из них так и остались в проекте. Опять же стоит пробабушки телевизор, накрыты какой то специализированной накидкой с рисунком. Комод большой и старый. Сидел я и рассматривал все этой и было как то сильно спокойно и хорошо. Полу ехидная, полу довольная, полу еще разных чувств улыбка была на лице.
Как и в детстве бабушка вырвал меня: "Пошли кушать". Хотя еще не было готова, бабушка уже начала этот нескончаемый ритуал подготовки к завтраку, завтраку, и его завершению. Я вышел на улицу, напротив ко мне шла моя тетя, они житу на против. С просила, ну как тебе ночка у нас? Я говорю спал мертвым сном. Она удивленно засмеялась, так бомбили же с часу до 3х или четырех где то. Я говорю что ничего не слушал. Сходил напротив в гости, все они уже собирались на природу, мы перекинулись еще какими то несущественными фразами, поговорили о машине, дороге, как я был у папы. Они продолжили собираться, а я пошел завтракать. Они сказали чтобы я приезжал на природу, там соберется вся родня. Я сказал, что если успею то обязательно.
Я найду время и когда то опишу весь этот ритуал, который сотни раз мы с бабушкой проводили, точнее проводила она, а я как бы был гостем на нем.
Мы позавтракали и я начал собираться ко второй своей бабушке. Специально не стал пить чай, чтобы посидеть с попить у нее. Бабушки как то не любят когда у них бываешь и ничего не ешь.
С пошел открывать ворота и долго провожал взглядом двух солдат идущих куда то вдаль в полной амуниции в эту жару. И какая то мысль у меня пришла, что идут они и им абсолютно все равно, им жарко, и нужно что то делать. По дороге все так же, все те же ямы, все те же ларьки, только на них теперь развиваются флаги республики. Я поворачиваю в центре и через несколько метром справа от меня - Клуб.
Много времени и много событий связано с этим место. Я помогал крутить там дискотеку. Мой дядька долгое время был там директором и играл в группе. Там мы очень много выпили. Много раз я спал пьяным там налочках. А один раз мне было так плохо, что родители меня забирали от туда, было нестерпимо стыдно. Напишу как то. Тут была библиотека из которой о меня остались книги до сих пор не отданные. Я недавно прочитал одну из них и упоминал там об этом .
Неловкие медляки. Поцелуи на лавочках в парке. Покуривание травки за клубом. Драки. Ссоры. Пиво. Короче было много чего, это было местом разгула в свое время. Сейчас это воспоминание, и как в воспоминаниях мы часто не помним деталей, так и тут остались одни контуры побитые не только временем, но и бомбами...
За рулем не успеваешь думать. Увидел. Сфоткал. Поехал. Только сейчас когда я пишу это я обратил внимание, что справа завешены окна, это те помещения где была библиотека. Надеюсь пытаются спасти книги, потому что может быть и другая причина. Не знаю является ли она фактом, но стреляли сюда потому что тут квартировались военные. Не знаю правда ли это.
Я проезжаю по улице до дома бабушки. Настроение ухудшается когда видишь ее ворота. Тут нужно сделать отступление, что рядом с бабушкиным домом на дорогу упал снаряд. Осколки прошили не только ворота, но и все окна, двери и шифер. Это было зимой с 14го на 15й года. Бабушка долго жила то у соседей, то у сына, то куда то ездили в приют. Я стою и смотрю на них и какое то чувство вины начинает меня одолевать. Виноват ли я том, что это произошло?
Я захожу во двор, все довольно запущенно. Подхожу к дому и зову бабушку. Кто там, заходите, кричит она и медленно поднимается из скрипящего кресла. Она уже давно с двумя палочками, они глухо цокаю об пол и она выходит с зала на встречу мне. Не сразу меня узнает, потом наверное понимает что это все так я, глаза ее наполняются слезами, а я пытаюсь ее обнять и поцеловать. Она говорит та не целуй баба вся грязная с огорода.
Я не смогу передать что происходило со мной в этот момент. Наверное это шок. Некогда упитанная бабулька теперь сильно похудела. Она всегда веселилась и шутила, сейчас же ее лицо выражает страх, наверное какую то крайнюю его степень. Ранее загорелые руки и тело сейчас белы от витилиго. Глаза. У меня начинают накатываться слезы каждый раз когда я вспоминаю ее глаза...
Мы какое то время сидим на улице, бабушка все рвется в дом покормить меня. Решаем что пойдем пить кофе. Заходим на кухню, бабушка садиться с свой уголок, где вокруг нее есть все что ей нужно, тарелки, чайшки, печка, тонометр, вода. Артериальное давление, которое мучит ее уже много лет спасло ей жизнь в тот момент. В старых домах всего по одной розетке в каждой комнате. В зале в нее включен телевизор, а тут на кухне в не включается то печка, то тонометр у которого уже заслуженное место на столе.
Я наливаю себе кофе. Она рассказывает как все произошло. Она смотрела телевизор и пошла мерять давление на кухню, села в свой уголок, когда прогремел взрыв. Дом наполнила яркая вспышка света и оглушающий взрыв, ударной волной вырвало двери с петель. Свет потух, она начала пробираться к выключателю подумав что это замыкание. Вокруг звуки бьющегося стекла и ворвавшийся в дом зимний ветер. Какое то время сидела в углу и не знала что делать, прибежали соседи напротив чтобы ее забрать, пошла к ним, и все вместе спустились в подвал. А на улице, то там то тут взрывались снаряды. Говорит что совсем не боится смерти, но до ужаса боится взрывов, с самого детства, когда была другая война.
Голос у нее дрожит. Грусть, бездонная грусть этих глаз режет сознание. Кофе каким то комком собирается в горле, как будто пытаешь проглотить непрожеванный кусок мяса. Виноват ли я в том, что это произошло?
Она пытается рассуждать почему это происходит. Телевизионные клише, и в конце всегда фраза "А так кто его знает?". Рассказывает как намучилась пока ездила в Мариуполь переоформлять пенсию. Мы говорим о маме и что ее уже 20 лет нет с нами. Молчим. В эти моменты мне кажется что мы ни о чем не думаем. Всегда когда мы говорим о маме мы что то вспомним, бабушка начинает плакать, а я не знаю что говорить. И мы молчим. Это те 30 секунд времени которые тянутся какую то вечность, так было всегда. Это те 30 секунд когда я не думаю, почем то вообще нет никаких мыслей, я всегда в этот момент вспоминаю те несколько часов ее смерти. Это те 30 секунд которые всегда заканчиваются ее фразой "Так, что мы о грустном, давай что то готовить есть".
В детстве я часто бывал у нее, потом многое случилось. Сейчас мне всегда тяжело с ней, то ли из за подавленных воспоминаний, то ли еще из за чего то, в этом всегда тяжело копаться. И так ни разу я и понял этого, и не осознал, может 20 лет это слишком мало чтобы такое понять, а может защитная часть организма выдавливает все упоминания в мыслях о том событии и отталкивает одного из самых близких людей, которому я так нужен. Внутренне я хочу убежать в эти моменты. Быстро. Не нырять в эти воспоминания с головой. И я бегу. Сконфуженно начинаю собираться и прощаться, говорю что еще заеду вечером (хотя в мой план это явно не помещается).
Мы выходим, она меня целует и говорит: "Едь с богом, сынок." Мне всегда кажется, что она чувствует что то подобное, и я всегда с тяжестью на сердце не могу понять, а куда бежать ей.
Вот и сейчас я дописал до этого момента, на глазах стоят слезы, и мне не хочется писать дальше. Нужна какая то пауза всегда после этого.